— Как ты? — шепнул Уилл ей на ухо.
— Нормально. Пойду принесу индейку.
Она резко отодвинула стул и встала, стараясь выбросить из головы ненужные мысли. Вбежав в кухню, Джейн открыла морозилку и с минуту стояла, вдыхая холодный воздух, потом, немного успокоившись, повернулась к столу, где лежала индейка. Индейки не было. На блюде осталась только лужица жира. С замиранием сердца Джейн развернулась: через всю кухню тянулась влажная полоска, уходившая в гостиную. Джейн медленно прошла вдоль нее и, приблизившись к дивану, вскрикнула.
Тергуд лежал на полу, зажав в лапах шестикилограммовую индейку, которая, впрочем, уже лишилась значительной части своего веса. Джейн, задыхаясь, бессильно опустилась на диван. Вбежавший в комнату Уилл замер в растерянности, уставившись на Тергуда.
— О черт! Тергуд, ты что это наделал? — строго проговорил он, тыча пальцем в индейку. Потом повернулся к Джейн:
— Как ты думаешь, с ней можно еще что-то сделать?
Джейн не знала, плакать ей или смеяться. В конце концов второе возобладало, она громко рассмеялась. Весь день пошел насмарку.
— С тобой все в порядке? — спросил Уилл озабоченно.
Джейн махнула рукой, сотрясаясь в новом приступе смеха.
— Все хорошо. Все просто отлично. Хоть кому-то понравилось. С праздником тебя, Тергуд!
Уилл взял ее за руку и, осторожно притянув к себе, обнял.
— Хорошая моя, это естественно, что ты так расстроилась.
— Ничуть, — проговорила Джейн, задыхаясь. Ничуть я не расстроилась.
— Может, тебе лучше пойти прилечь? — Уилл пощупал ее лоб. — Кажется, у тебя температура. Давай я отведу тебя наверх, полежишь.
Они собрались было уйти, когда в дверях показались гости, пришедшие узнать, что случилось.
Увидев на полу индейку, мать Джейн побледнела.
Отец Уилла вытаращил глаза и стал распекать Тергуда, ну а отец Джейн громко расхохотался.
Джейн, проходя мимо него, привстала на цыпочки и поцеловала в щеку.
— Спасибо, папа, — пробормотала она. Взяв со стола бутылку вина, Джейн повернулась к Уиллу: Может, ты позаботишься о наших гостях? А я полежу в ванне и постараюсь забыть этот день.
Оказавшись наверху, Джейн вошла в спальню Уилла. Там она с тихим вздохом легла на кровать и прижала к груди одну из подушек.
Ей было все равно, что происходит сейчас внизу. Все скоро кончится, и они останутся одни. Только на этот раз она больше не станет сдерживаться.
Она будет любить его по-настоящему, без всяких ограничений. Чтобы потом, думая о сегодняшнем Дне благодарения, она вспомнила не довольную морду Тергуда и не ворчливый голос матери, а Уилла и то прекрасное, что будет у них сегодня.
Распрощавшись с гостями, Уилл устало пошел наверх к Джейн. Он заглянул в ее спальню — там никого не было.
— Джейн, — позвал он.
Ванная была пуста. Вряд ли она пошла в его кабинет, оставалась только спальня. Уилл вошел и замер. Она спала, свернувшись клубочком, на его кровати, на столике стояла полупустая бутылка.
Уилл на цыпочках подошел поближе, постоял, глядя на Джейн, и, поддавшись порыву, лег рядом.
Вытянулся и, положив руку ей на талию, пододвинул к себе.
— Ушли? — сонно спросила она.
— Давно. Я все убрал.
— Спасибо.
— Ты в порядке?
Джейн взглянула на него через плечо и повернулась лицом.
— Забавно получилось, правда? Кто-нибудь смеялся?
Уилл потерся щекой о ее лоб и нежно поцеловал.
— Твой отец. Дети тоже смеялись. Моя сестра тебе очень сочувствовала. Твоя мать держалась молодцом, даже не заплакала, хотя я и подумывал, не принести ли ей нюхательную соль.
— А Тергуд как себя чувствует?
— Объелся, конечно. Говорит, индейка была что надо, достаточно сочная, да и устричную начинку он очень любит.
Джейн с улыбкой провела пальцем по его губам.
— Напомни мне сказать спасибо Тергуду. Если б не он, я бы до сих пор сидела внизу, пытаясь изобразить совершенство. Только я не совершенство и никогда им не буду, как бы маме ни хотелось.
— Она тебя любит, Джейн, и хочет для тебя всего самого лучшего. Наши родители хотят, чтобы мы были счастливы.
— Я счастлива, — сказала Джейн. — Сейчас, с тобой.
— Я тоже, — прошептал Уилл. — Все было не так плохо, правда? Не знаю как тебе, а мне кажется, что нам хорошо вместе. Так как насчет моего обещания?
— Целую неделю будешь моим рабом?
— Буду. Что ты хочешь, чтобы я сделал? Могу растереть тебе ноги. Или, может, наполнить ванну?
Джейн ухмыльнулась:
— У меня есть идея получше. Разденься.
Какую бы игру она ни вела, Уилл был только рад присоединиться к ней. Он встал с кровати, неторопливо расстегнул и снял рубашку, потом взялся за ремень. Джейн остановила его.
— Помедленнее, — приказала она, садясь. — Я хочу посмотреть.
Уилл смотрел на нее, пытаясь разгадать, что означает ее хитрая усмешка. Мстит за ужасный день?
Или вино подействовало? Или Джейн Синглтон наконец хочет его с такой же силой, как он ее? Уилл расстегнул ремень, вытащил из пояса и покачал им перед носом Джейн.
— По-моему, обычно от рабов этого не требуют.
Поднести-подать — вот это мое дело. Ну, может, иногда получить кнутом.
— Теперь брюки, Спартак, — сказала Джейн.
Уилл, посмеиваясь, снял туфли и носки, расстегнул брюки.
— Ты и правда не хочешь, чтобы я наполнил тебе ванну? Или хочешь холодный душ?
— Не хочу.
Уилл спустил брюки, они упали, он переступил через них, оставшись в спортивных трусах.
— Ну как, ты довольна?
Джейн, качая головой, показала на трусы.
— Ты не закончил.
Уилл посмотрел вниз — его возбуждение было очевидно. Ну вот, начиналось как шутливый стриптиз, а превратилось в сплошную эротику. Под взглядом Джейн он чувствовал себя и слабым, и сильным одновременно. Стоит ему захотеть, он коснется ее и она сдастся. Но раз она хочет командовать, пусть командует, он с радостью будет ей подчиняться.
Не отрываясь от глаз Джейн, Уилл снял последнюю тряпицу и замер, слыша стук своего сердца.
— Так лучше?
— О, намного лучше, — произнесла Джейн, соскальзывая с кровати. Она медленно обхватила его, водя руками по спине. Уилл, теряя терпение, хотел схватить ее, но она отскочила. — Никаких рук.
Он глухо простонал.
— Опасно играешь.
— Правда?
Джейн медленно расстегнула блузку, обнажая гладкие плечи, которые Уилл целовал утром. Его руки инстинктивно потянулись к ней.
Он думал, что знает Джейн, но каждый день эта загадочная женщина открывается с новой стороны.
Как это у нее только получается: только что она была нежна и податлива — и вдруг превращается в коварную соблазнительницу? И каким образом у нее получается быть одновременно и другом, и любовницей?